Киборг из Закарпатья рассказал о страшных буднях войны

Двенадцатилетний Петр Савула приехал в «Лесную заставу» недавно. Дома в Закарпатье у него остались мама, старший брат и младшая сестренка. А папа мальчика вот уже год воюет на передовой. Недавно бойцу дали короткий отпуск. По дороге домой он заехал в Дымер проведать сына...

Отец Пети — мужественный, крепкий мужчина — выглядит бодро. Только глаза, воспаленные от недосыпания, выдают, насколько человек устал.

— Я только что из Константиновки, — рассказывает «ФАКТАМ» 47-летний боец 80-й аэромобильной бригады Ярослав Савула с позывным «Дед». — Проездом через Киев. Вот, к сыну решил заскочить повидаться. Пару дней побуду дома в Закарпатье — и обратно на фронт, ведь ротации у нас нет. В АТО я уже год. Принял решение отправиться на войну после того, как в марте 2014-го увидел по телевизору один сюжет. Наши бойцы ехали освобождать захваченные сепаратистами города, колонну остановила толпа с иконами, во главе с батюшкой. Из-за спин людей грохнул выстрел, пуля попала в молоденького солдатика. Ему был всего 21 год. Тогда я сказал жене: все, иду воевать. Я, взрослый мужчина, не могу лежать на диване, когда на фронте убивают зеленых мальчишек.

— Но долгое время жена думала, что вы в учебке…

— Да, и лишь когда я живым и невредимым вышел из Донецкого аэропорта, все ей рассказал. Сколько мы с ребятами там пережили, не передать. Выручали друг друга, прикрывали, когда надо было под вражеским огнем выносить раненых. Не знали, что нас ждет в следующую секунду. Я стоял на вышке и защищал с другими бойцами территорию, отстреливаясь с трех сторон. Холод был собачий, 27 градусов мороза. А спали на земле в спальниках. Накроемся с головой, надышим, чтобы согреться, и дремлем…

А бывало, что не спали по несколько суток. Если становилось горячо, то из-за адреналина спать вообще было неохота. Вроде, по науке, организм все равно должен отдыхать, ведь силы истощаются. У нас же какие-то скрытые резервы открывались. Но все бытовые неурядицы, усталость, холод — ерунда. Труднее всего каждый день видеть гибель своих друзей. Помню, как было страшно, когда рухнули плиты перекрытия в аэропорту, и ребят из-под них нельзя было достать.

Однажды сам чуть не погиб. Нашу вышку обстреливали, и я пополз к окну, где стоял автоматический гранатомет, чтобы открыть ответный огонь. Вдруг через окно влетела вражеская граната, попала мне в спину и… взорвалась. Товарищи, которые видели это, замерли. Думали, что «Деду» конец. У меня «броник» — в клочья, а я полежал немного и дальше пополз…

Было ли у нас отчаяние? Даже если и появлялось такое чувство, то всего на пару секунд. На войне некогда отчаиваться, если рядом с тобой пацаны, которые должны вернуться домой. Ведь первая задача в бою — это уцелеть, а вторая — выполнять боевое задание! Родине нужны живые герои.

— Какая сейчас ситуация на фронте?

— По сравнению с зимой спокойнее, но потери все равно есть. Недавно наши ребята подорвались на мине под Авдеевкой. Трое погибли, один ранен. Обеспечение нормальное — государство дает форму, обувь, оружие и боеприпасы. Все остальное доставляют волонтеры. Они — отдельная большая страница этой войны. Им нужно памятник ставить. Волонтеры без страха едут на передовую и привозят нам еду, медикаменты, теплые вещи. В армии о них даже анекдоты стали появляться: «Ребята, нам бы ядерное оружие — тогда быстро врага победим». — «Оно же в Украине запрещено! Откуда возьмем?» — «А мы волонтеров попросим — они все, что хочешь, достанут».

— А как к вам относится местное население?

— Сначала на Донбассе на нас смотрели, как на карателей. А потом отношения с мирными жителями стали теплее. Бойцов нередко приглашают в школы. Мы общаемся со взрослыми и детьми. И постепенно мировоззрение людей ничинает меняться. Не у всех, но у очень многих. За Россию остались разве что идейные, которые хоть и признают тайком свою неправоту, но открыто сказать об этом не могут — мешает самолюбие. Когда общаюсь с ними, слышу одно и то же: «Мы под вас все равно не ляжем». «А кто говорил, что вы под нас должны лечь? — отвечаю. — Вы нам сто лет не нужны! А здесь, на Донбассе, мы затем, чтобы война не пошла дальше, на центральную и западную Украину».

— Удается их убедить?

— Взрослые люди — не дети. Их не надо переубеждать. У каждого есть причина думать и говорить именно так. Некоторые сепаратисты, которых нашим ребятам удалось задержать, на допросах давят на жалость. Мол, если они не будут воевать против Украины, их семьи расстреляют. Я не верю в это. Думаю, что они просто получают за свое предательство неплохие деньги. Многие жители Донецка, которые на митингах кричали, как будет хорошо жить в России, а только началась война, быстренько уехали. И не в Москву, а в Киев! Ходят по столичным ресторанам, покупают себе квартиры и не думают, что за каждого из них мы ежедневно рискуем жизнью.

— Какое сейчас настроение у наших бойцов?

— Конечно, все устали и хотят, чтобы война быстрее закончилась. Но при этом на передовой никто не ноет, не раскисает. У нас отличный боевой дух. А что действительно выводит из себя — так это дурацкие приказы командования. Мы с товарищами, когда вернемся с фронта, обязательно добьемся того, чтобы всех этих чиновников-паркетчиков, так бездарно управляющих армией, разогнали. А нормальных боевых офицеров взяли в Генштаб. И пусть они будут не генералами в пятом поколении, а обычными майорами, но такой военный имеет моральное право сказать «честь имею», поскольку честь у него действительно есть.

Я сегодня шел по Киеву и удивлялся. Мужчины, завидев меня, прячут глаза. Зачем? Если мужик сидит в тылу, боится воевать, то ему надо самому себе в этом откровенно признаться. Это, кстати, тоже требует мужества. В армии солдата, который робеет идти на опасное боевое задание и прямо скажет об этом, никто не осудит. Пусть лучше останется в этот день на базе, чем от страха подведет своих товарищей в самый ответственный момент. Здесь, вне зоны АТО, меня спрашивают: «Война закончится? Вы сможете удержать оборону?» А на передовой о таком не спрашивают, потому что никто в этом не сомневается! Победа однозначно будет нашей. Я отвечаю людям: «Молитесь за нас, и все будет хорошо. Не ходите хмурыми, радуйтесь жизни, тому, что никто в вас не стреляет. Посмотрите, какая погода за окном. Улыбайтесь!»

— Говорят, солдаты, вернувшись с фронта, начинают гораздо больше ценить простые человеческие радости: небо, солнце, пение птиц, время, проведенное с женой и детьми…

— Жизненные ценности меняются, это правда. Семья, дети — очень важно. Однако идет война, и для меня сейчас самое главное — вернуться к товарищам и узнать, что все они живы и здоровы. Поэтому сидеть дома больше недели невыносимо. Обуревают мысли: как там пацаны без меня? Ведь я им нужен! Знаю, что ребята, даже контуженые, раненые, чувствуют то же самое. Подлечились, подлатались в тылу — и снова на передовую.

А еще я после войны стал гораздо больше ценить жизнь. Стою в Киеве на перекрестке, смотрю, что человек перебегает улицу, когда зеленый свет на светофоре загорится через 20 секунд, и недоумеваю: зачем так рисковать? Вот выскочит машина и убьет его. Он храбрец? Нет, дурак, который погиб ни за что. Так что теперь перехожу проезжую часть только по правилам дорожного движения. Зато буду жив и смогу еще пригодиться своей стране. А показать храбрость мне, как и другим мужчинам, сейчас есть где.

Cын "киборга": "Известие о том, что папа вышел из Донецкого аэропорта, стало лучшим подарком в жизни"

Двенадцатилетний Петр Савула приехал в «Лесную заставу» недавно. Дома в Закарпатье у него остались мама, старший брат и младшая сестренка. А папа мальчика вот уже год воюет на передовой. Недавно бойцу дали короткий отпуск. По дороге домой он заехал в Дымер проведать сына. Крепко обняв мальчика за плечо, отец повел его гулять по лесу.

— Папа раньше был простым рабочим, а теперь он у меня герой, «киборг», я так им горжусь! — улыбаясь, сказал мне Петя Савула после прогулки. И вдруг в ту же секунду разрыдался: — Я ведь не знал сначала, что он на передовой. Чтобы мы не нервничали, папа говорил, что находится в Мукачево в учебке. Как-то по телевизору в новостях показывали Донецкий аэропорт, и я увидел солдата, похожего на отца. Сердце екнуло, но подумал, что мне показалось. А вечером к нам пришла бабушка. Мама закрылась с ней в комнате и сказала (я подслушивал за дверью), что отец воюет в самом пекле, в аэропорту. У меня сразу начался жар, температура поднялась до 39 градусов. Я очень ослабел.

На новогодние праздники узнал, что отец вместе с другими «киборгами» благополучно вышел из аэропорта, он здоров и находится в безопасности. Это стало для меня самым лучшим подарком в жизни. А сейчас, накануне моего дня рождения, папа пообещал, что скоро демобилизуется и вернется домой. Здесь, в лагере, все дети, у которых отцы воюют, больше всего мечтают именно об этом.

— Тебе нравится в «Лесной заставе»?

— Очень! Я буквально за несколько дней нашел себе много друзей. В лагере отличный спортзал, на улице можно играть в футбол. И еда хорошая. Особенно мне нравятся бутерброды и чай.

— Родители часто проведывают ребят?

— Да, приезжают. Но хуже всего тем, у кого отцы погибли в АТО. При них о войне вообще нельзя говорить. А с другими ребятами мы часто обсуждаем, у кого где папа служит, чем занимается, рассказываем друг другу интересные военные истории о своих родителях. Я, например, знаю, что мой отец — десантник 80-й аэромобильной бригады, позывной «Дед». Батя рассказывал, что, когда к ним в аэропорт заехал вражеский БТР, он шмальнул по машине из гранатомета. Тогда в БТРе открылся люк и оттуда стали выбираться чеченцы-«кадыровцы». Они горели, но бежали с автоматами прямо на наших бойцов. Отец говорит, что с «кадыровцами» очень трудно справиться. Ему руку или ногу прострелишь, а он все равно на тебя идет. Еще мой батя, когда в аэропорту стоял в дозоре, минировал территорию и устанавливал растяжки. Как-то одна из них сработала — сепары пошли в атаку.

В тот раз «киборги» отбились.

Конечно, после всего, что отец пережил, он очень изменился.