Архивы раскрывают свои тайны: НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ЯЗЫКОВОЙ ПОЛИТИКИ НА ПОДКАРПАТСКОЙ РУСИ – Х
Светлой памяти карпаторусского поэта и писателя Эмельяна Балецкого, посвящаю
Вместо предисловия:
Василий Андреевич Сочка-Боржавин о Эмельяне Балецком: «Как автор книжки «Вербный трепет» (издана в 1936 г. – Р. В), поэт и прозаик уже тогда переводивший на русский язык стихотворения венгерских, польских авторов, начинающий славист, он покорял своим умом, эрудицией и поэтическим талантом не только меня, но, смею утверждать и других литераторов. До Будапешта Эмил, как мы его звали, учился в знаменитом Карловом университете в Праге. Теперь, вечерами порой перечитывал свой пражский дневник… Вспоминал в нем также об отцовском доме в селе Чинадиеве; о том, как он в Мукачевской гимназии увлекался поэзией древнеримского Овидия и творчеством Александра Пушкина; и как на одной литературной вечеринке выступил об Александре Блоке – в связи с 15-летием со дня смерти поэта…». (В. А. Сочка-Боржавин //«Хоралы из любимых долин»/Ужгород. 2009. стр. 136).
У Эмельяна Балецкого было два мощных крыла, которые подняли его на самые высокие вершины карпаторусской литературы. Это любовь, привитая ещё в Мукачевской гимназии, к русской классике, особенно к Пушкину. «О, Пушкин, Пушкин – твой язык Русь возвеличит в громкой славе» - писал он. Второй любовью и беззаветная преданность к родному карпатскому краю: «О Русь Карпатская моя!/ Опять тебя в слезах я вижу./Твои луга, твои поля/ Туманом кроются все ниже…
Родился Эмельян Балецкий 21 февраля 1919 года в селе Гукливом, возле Волового в семье железнодорожника. После окончания Мукачевской русской гимназии им. А. С. Пушкина, поступает в Пражский университет (1937-1939), где изучает славистику под руководством профессоров М. Вайнгарта и Й Горака. Затем продолжил учёбу на философском факультете Будапешского ун-та (1939-1943), по словам исследователя его творчества М Капраля, там он «готовил себя к карьере исследователя слависта». К стати, он автор уникального издания «Эмиль Балецкий на страницах ужгородской периодики (1939-1943)».
Еще учась в Будапеште, в конце марта 1940 году его избирают заместителем председателя (вторым товарищем председателя) «Союза угоро-русских писателей». «Насыщенной» была программа и после окончания этого мероприятия. По словам того же Ивана Угрина «… Часов 9, мы оставляем Казино (именно в этом заведении проходило совещание правления Союза… - Р. В.) и очутились на улице. П. Продан уходит. Как-то зашел разговор о его стихотворении «Шуми, шуми, веретено!». Говорили, что это хорошее стихотворение. С нами заговорил И. Жупан. Просил кое-какие книги Короленко из нашей библиотеки. Говорил, что Короленко очень хорошо писал. Потоптались на месте, мы отправляемся в разные стороны. Нас потащил ГИК (И. Керча – Р. В.) в сенаторку. Я и Ваня шли вместе с Балецким. Балецкий советовал Ване писать стихи в парадном духе вроде «Калина». В сенатрке мы уселись за один большой стол. Здесь были ГИК, Жупан, Балецкий, Бездомный,Токарь, В. Лявинец, Комвлоший да пишущий эти строки. Мы выпили по несколько стаканчиков крепкой водки.., у всех развязались языки. Особенно оживленно говорил ГИК – о том, как во время Украйны (Карпатской Украины – Р. В.) он отправлялся в Прагу. Имел дневник, в котором описано тогдашнее положение. Но в Сваляве, когда остановился у С. Добоша, как-то сжег его. Он жалеет по нему. Несколько раз пытались узнать, кто это Горемыка, но от ГИКа нельзя было добиться, он ли это или кто-нибудь иной. Жупан говорит о том, что рассказы М. Молнора в сущности не рассказы, а только растянутые анекдоты. Мансветов говорил, что жена осталась дома сама, и будет спать с ребенком. Вообще скажу, что разговор был все время оживленным и затянулся до часа ночи… В час ночи закрывают сенаторку, и мы пробираемся пустыми тротуарами к другому ночному трактиру, где играет музыка. Там уже перешли на вино. Тянулся самый интересный разговор. Это любимое место Балецкого. ГИК начал было, разговор обо мне. Он говорил все от начала, как я ему послал первую свою вещь, т. е. перевод. Потом как я послал ему свои стихи. Говорил, что Бурлак подает большие надежды. ГИК ведет дневники и там записывает о начинающих литераторах. Он рассказал, как познакомился с нами и т. д. В два часа ночи заперли и этот трактир. Мы опять поплелись по пустому тротуару…». (Валерий Разгулов // «Ф.Ф. Аристов и Карпатороссия». /Издана в издательском центре «Карпатська панорама». 2019 г. стр. 31-32).
Сейчас мало кто знает, что почетным председателем «Союза угро-русских писателей» был первый премьер-министр Подкарпатской Руси – Андрей Броди. Открывая один из литературно-музыкальных вечеров в Ужгороде он отметил: «Первый раз в новых государственно-политических условиях сошлись мы сюда, чтобы прислушаться к голосу наших литераторов и тем самым засвидетельствовать любовь и преданность к нашему прадедному, миловидному русскому языку, к нашему литературному настоящему и прошлому. В недалеком прошлом большая часть национальных сил терялась на бесплодных языковых спорах; на нашем народе было сделано много эксперементаций, которые, слава Богу, не смогли убить живой дух нашего народа. Теперь все это закрытая страница прошлого. Мы уверены, что в Венгрии, где правят люди высокой культуры, расцвет наших национальных сил обеспечен. Мы горячо любим и ценим язык нашего народа, но знаем и то, что, каждый интеллигентный угро-росс должен знать литературный русский язык… Знание русского языка дает возможность беспрепятственного познания духовных ценностей всех народов мира, ибо нет такой отрасли науки и нет таких ценных заграничных научных трудов, которые бы не были обработаны или переведены на русский язык. Русские писатели-мыслители создали такие труды, которыми вправе гордится не только русский народ, но и весь культурный мир, ибо они сделали достоянием всего культурного человечества». («Русское слово» 5 марта 1941 г.).
Нам доподлинно неизвестно был ли Э. Балецкий на этом мероприятии, но одно, несомненно, о выступлении А. Броди знал, ибо к этому времени он заведовал литературной страничкой в более радикальной газете «Карпаторусском голосе», который поддерживал теже взгляды и убеждения. Переглядывая подшивку газет за этот период, обратил внимание на реплику, помещенную в номере от 5 августа 1941 года, своеобразный ответ литературному приложению «Карпатской Недели» от 20 июля. Без подписи, но по стилю можно определить, что ее готовил литредактор Э. Балецкий. Привидем ее частично: «… Ну а где же «ваша» традиция. Где, ваши писатели и поэты? Где, назовите их! – Не нужно быть скромным там, где эта скромность может только повредить! Поэтому не скромничайте, а выходите смело вперед. Мы желаем видеть и знать, ваших борцов и великанов». Ответа не последовало.
За три дня до этой «реплики», газета «Карпаторусский голос» на своей литературной страничке, 2 августа, поместила программный материал. Приведем его частично в современной орфографии:
«Литературный или письменный язык является средством культурной жизни народа, средством науки и цивилизации; он служит интересам общенародным, школе, суду, администрации, военным и церковным ведомствам и литературе… Гете? Или баварский крестьянин говорит так, как писал Шиллер! Или французский крестьянин Гасконии и Прованса говорит так, как писал Вольтер, Гюго, Флобер… Литературный язык служит соединяющим звеном всех слоев, классов, профессий данного народа. Он вырабатывается из разговорного языка в течение столетий. В его развитии принимают участие все творческие силы данного народа, в первую очередь, конечно, писатели и ученые. Так, например, итальянский литературный язык является по происхождению Lingua toscane: это язык гор Флоренции, которым писали свои произведения великие писатели: Бокаччо, Данте и др. Потом этот язык был принят литературным языком всей объединенной Италии…
Совершенно другое, язык разговорный. Этот язык делится на наречия, диалекты, говоры. Между отдельными его частями есть определенные различия. Часто эти отличия доходят до того, что отдельные диалекты почти непонятны один для другого. Такая разница между северным и южным немецкими говорами… И у нас угрорусов разговорный язык делится на 9 диалектов, в большей или меньшей мере, отличающихся друг от друга. Этими диалектами говорят отдельные части нашего народа. Но у нас есть литературный язык, у нас есть литературная традиция и традиция грамматическая, которая насчитывает уже за собой столетия, тогда как «Грамматика руського языка» начинается только с 1941 года, не имеет никакой традиции в нашем историческом прошлом, кроме разве несмелых и неудачных попыток Ласлова Чопея в конце прошлого столетия. Вот это ваша традиция!
Наша же традиция - это поучительное евангелия, сборники, это А. Коцак, А. Бачинський, О. Розвиговский, Лучкай, Бережанин, Духнович, Раковский, Митрак, Кралицкий, Добрянский, Сабов, Фенцик, Сильвай, Балудянский, Орлай, Ставровский, Карабелеш, Попович, Добош, Балецкий, Продан, Варга, Карпатский. Бездомный, Горянин и десятки других, которые продолжают усовершенствовать то, что вышло из народа столетие тому назад и было унаследовано ими от наших будителей. Мы не стыдимся наших будителей и их наследства и не боимся вашего «горького слова» по их и нашему адресу. Мы знаем все их недостатки, но и эти недостатки дороги нам потому, что они наши…».
Сотрудничал он и с изданиями «Подкарпатского Общества наук» «Зоря- и «Литературна НедЬля», где поместил свои лингвистические исследования о гласных в русинских диалектов и анализ грамматики Емения Собова 1890 года. Это дало повод утверждать, в том числе исследователю этой эпохи О. Г. Казаку: «Он постепенно отходит от литературы и переключается на научную деятельность … Балецкий все более тяготеет к лагерю русинофилов. Будапешский студент откликнулся на призывы о сотрудничестве в периодических изданиях новой общественной институции края И. Гарайды…». («Освобождение от чешского ярма»: Культурно-национальная политика Венгрии в Закарпатье в 1939-1944 гг. с. 339). И тут же противоречит сам себе: «Деятельность Э. Балецкого как русинского поэта не всегда находила отклик среди более опытных приверженцев теории угро-русиниза. Так, Балецкий сделал попытку перевести на русинский язык «Возвание» М. Верешмарти – произведение популярного в Венгрии поэта ХІХ в., которое исполнялось на официальных государственных мероприятиях. Однако заявленный Балецким русинский перевод практически не отличался от норм русского литературного языка. На этот факт обратил внимание Г. Стрипский, резко раскритиковавший данную работу. Балецкий обвинялся в том, что «он думал не про русинов, а про москалев, писал не по-русински, а по-великорусски». Молодого поэта и ученого Стрипский называл русофилом и сравнивал с «червяком внутри сыра»». (Там же. с. 340). А от себя добавлю, со стороны Э. Балецкого это было желание элементарно подзаработать, всем было известно о щедром финансировании государством самого ПОНа и его печатных органов. Что касается ПОНа, где членов было не более 35 человек, то тут ставка была на интеллектуалов, а не на количество. Поэтому, если бы Балецкий опекался председателем общества И. Гарайдой, навряд ли, Г. Стрипский позволил бы себе такие хамские колкости. Он был всего лишь «белой вороной» в лагере отъявленных русофобов, которые понимали, что за такое короткое время нельзя «перековаться».
Кроме того, всем была известна его принципиальна позиция, направленная против присоединения нашего края к Венгрии. Еще весной 1940 года он написал такие строки: «Плачет Родина, /вздыхает, только брови хмурит./ Эй, земляк родной, не слышишь?/ Будет гром и буря. Человек с такими взглядами в хортиской Венгрии, всегда был под колпаком. Его сначала мобилизовали в армию, а затем в конце войны арестовывают. И снова цитата из книги В. А. Сочки-Боржавина:
«После второй мировой войны Емельян Балецкий по семейным и другим причинам остался жить в Будапеште. Он стал доцентом и ученым-славистом, представителем венгерской славистики на многих международных форумах в Москве, Софии, Праге и Варшаве. Дороги наши разошлись, хотя изредка он и присылал нам весточки о себе. Последнее письмо прислал уже не он, а его вдова.
С тревогой взял в руки конверт, в левом углу которого сразу же увидел тоненькую черную полосу. На обратной стороне был адрес отправителя: доктор Балецки Эмилне… В конверте извещение…
«Университет имени Лоранда Этвеша с глубоким прискорбием извещает, что доктор Эмил Балецки, университетский доцент, бывший заведующий кафедрой русской филологии философского факультета,носитель ордена Труда, золотой медали Венгерской Народной Республики за заслуги, заслуженный работник Просвещения, носитель золотой медали Общества венгеро-советской дружбы, один из основателей журнала «Студиа Славика» Венгерской Академии Наук, на 63-м году жизни скончался. В его лице венгерская славистика потеряла одного из самых значительных представителей, а наш университет – одного из отличных преподавателей».
… Утешало только то, что остались у меня от доброго друга студенческих лет хотя бы его стихи и рассказы, автографы писем, написанные зелеными чернилами, его труды из области славистики и рукопись книги «Краткая история венгерской литературы», что в оригинале – на русском языке – представляет особую ценность. И фотографию его я сохранил. Лишь голос глубокого баритона не услышу больше – никогда». (Указ. соч. стр. 138).
Валерий Разгулов, историк-архивист-краевед
Р. S.
Уже привык к разным инсинуациям и оскорблениям, поэтому перл от Константина Куцова: «Не прибереш частини мого тексту зі своєї компілятивної писанини, приїду в Берегово і попрошу інакше», воспринял спокойно. Пускай приезжает, примем, подумал я, только пускай памперсы захватит на всякий случай. А при встрече, на каком-нибудь мероприятии, с губернатором области Анатолием Полосковым, непременно задам ему вопрос: как такой кадр, как Куцов, работает в Департаменте культуры, национальностей и религий ОДА?
Впрочем, ответ в какой-то мере дает его диссертация, внимательно изучив ссылки, на которые он ссылается, был удивлен, - закрытый, закрытый архив Управления Службы Безопасности в Украине по Закарпатской области. В свое время, в середине 90-х, работая в Государственном архиве Закарпатской области, специально брал отпуск, чтобы ознакомится со следственными делами, заведенными КГБ на элиту нашего края, делая выписки. Понимал, тогда, что надо торопиться, изымут и засекретят. Так и произошло, вскоре их передали, а архив областного СБУ, с новыми реквизитами фондов и описей. По моим подсчетам, с ними в полном объеме, ознакомилось не более 5 человек. А на вопрос, почему спецслужбы сделали исключение для Константина Куцова? Отвечу: сделали исключения для молодого, перспективного, неглупого, своего сотрудника для внедрения и работы под прикрытием. Для начала и Департамент ОДА подойдет.
Вот почему такая реакция на мою публикацию из этого цикла, тут и пригодился пан Куцов с его угрозами и шантажом. Делается, это тогда когда мой телефон прослушивается, электронная почта просматривается. Поживем – увидим, что из этого выйдет. А тем временем, готовлю свою версию, естественно, на архивных материалах, - «Подкарпатские студенты русофилы»
В. Р.
